Они остановились только когда и озеро, и спящая в лежаке Влада полностью исчезли из виду. С минуту молча смотрели в одну сторону – на почти полностью уползшее за горизонт солнце в грязных лохмотьях туч.
— Я не знал, что это – твоя девочка, - сказал Бес. Без сожаления и прочей сентиментальной херни, просто отметил, что не собирался бить партнера и друга в спину. Нарочно не собирался. – Но она ничего не сказала.
— Не сказала о чем?
— О том, что занята. – Тимур прошелся пятерней по волосам, улыбнулся, вспоминая что-то свое. Явно общее из их с Владой прошлого. – Сказала, что не хочет серьезных отношений, ну я на всякий случай уточнил причину. Знаешь, не люблю быть носовым платком и жилеткой. Ладушка сказала, что у нее никого нет. Ну и...
Ладушка?!
Стас стиснул зубы, почти радуясь тому, что температура на улице стремительно опускается. Хотелось холодного колючего ливня, и стоять под ним до тех пор, пока тело не окаменеет, пока кровь в венах не превратится в песок.
— Ну и ... что? – подтолкнул друга закончить фразу. Так и хотелось взять его за грудки и тряхнуть, и жестко колотить его до тех пор, пока он не даст ответ на главный вопрос: «Как же ты, сукин сын, все-таки умудрился накосячить?»
— Слушай, - Бес оглянулся, словно пытался рассмотреть Владу даже с такого расстояния, - ты типа не в курсе, что, когда девушка говорит «нет», это далеко не всегда означает именно «нет».
Стас сглотнул, зачем-то кивнул. И зажмурился от острой боли в затылке, когда в голову впрыснули образы того, какими именно способами Бес склонил Владу сменить решение. Наверное, если бы его шандарахнуло током, ощущения были бы куда приятнее.
— Старик, я не подвинусь, - сказал Бес. – Понятия не имею, что у тебя к ней, но у нас вроде как все хорошо.
— Давно?
«Как я мог пропустить? Не заметить?»
— Две недели. Вот как ты уехал. – На этот раз тон Тимура был немного извиняющимся. Наверняка сложил два и два, сопоставил и теперь испытывал угрызения совести за то, что встретил Владу именно в этот промежуток времени.
И боль умножилась на сто, навалилась многотонной плитой, под тяжестью которой у него лопались кости и рвались жилы. Его, словно чертов гвоздь, вколачивали в отчаяние здоровенной кувалдой. Удар, удар, удар. Загоняя туда, откуда уже не выбраться, где хочется только одного – сдохнуть.
Это Бес – здоровенный крепкий мужик. Нормальный, блядь, мужик! Правильный. Еще и сраный неутомимый трахарь. Не ботаник, не профессор из универа, с которым они могли встречаться, словно школьники, и только держаться за руки. Это – Тимур Бессонов, высшая лига. Мужик с принципами, среди которых огромными красными буквами горит главный: если я с женщиной – я трахаю только эту женщину, и устраиваю для нее фейерверки в постели и за ее пределами, превращаю ее жизнь в сказку. Это мужик, который искал ту самую, которая «сердце в клочья». И это – Неваляшка, которая запросто могла порвать не только сердце, но и душу.
«Ну что, Онегин, отпустил? Жри теперь – не обляпайся».
Сердце отчаянно требовало отыскать какой-то выход из идиотской ситуации, спасение из лабиринта, который он выстроил сам для себя, даже не подозревая об этом. Наверное, именно так и выглядит расплата за то, что он сделал ради нее. Для нее. Или... для себя?
— Может расскажешь? – предложил Тимур.
Стас упрямо качнул головой. Что тут рассказывать?
«Ты больше не мое все, Онегин».
Как же больно. Мир раскачивается, горит, опадает вокруг рваными тлеющими тряпками, словно идиотская декорация, за которой нет вообще ничего. Долбаная черная пустота, в которой ни вздохнуть, ни выдохнуть, будто в вакууме.
Нужно сваливать отсюда, убираться на край света. Утопиться в работе.
Для чего? Для кого? Для женщины, которая ушла, не дожидаясь, пока он ее отпустит? Для семьи, которой никогда не было и уже не будет? Для удовлетворения эго, чтобы в один прекрасный день увидеть, что стоит на вершине мира в абсолютном одиночестве?
— Просто чтобы ты знал, Бес – я уже убил за нее. И тебя убью. – Стас смерил друга тяжелым взглядом, надеясь, что его слова будут звучать именно так, как должны: без сраного подтекста, без какой-то детской угрозы. – Дай мне повод –я и тебя разорву на куски.
— С тебя станется, - без намека на испуг ответил Бес. – Только учти, Онегин, протянешь руки к моей женщине – я тоже не буду скулить.
Вот и поговорили.
И зачем только приехал?
Голова требовала убираться на другой конец карты. Или, на крайний случай, завалиться в какой-то ночной клуб и оторваться на всю катушку, найти хотя бы что-то, чтобы заполнить пустоту. Заштопать дыру в груди.
А сердце... сердце ощетинилось, показало острые окровавленные волчьи зубы.
Уходить – это, блядь, для слабаков. Для принцев, которых он ненавидел еще со сказок, и в которого чуть было не превратился.
Гори оно все пропадом. Даже если он сломает ее снова – это будет не важно, ведь и он сломается тоже. Это просто какой-то новый закон физики: бьют одного - а болит у обоих.
Образ «хорошего парня» треснул и взорвался сотней осколков. И где-то там, внутри, черти станцевали ламбаду на битом стекле.
— Бес?
— Мммм?
— Курить хочется. Есть?
Ну надо же, все-таки уснула.
Влада сморгнула сон, потянулась, чувствуя себя так, словно все это время нежилась в ласке и любви.
Прохладно.
Пальцы потянулась к пледу, наткнулись на мягкую ткань.
В груди что-то кольнуло. Прямо там, за ребрами, словно сердце проткнули насквозь одним точным ударом медицинской иглы.