Плохиш - Страница 49

— Моя приятельница. Попала в больницу с высокой температурой. Мы хотим ее навестить, а потом я вряд ли буду в состоянии говорить о чем-то серьезном. В этих больницах такая жуть. Но если ты хочешь просто заняться сексом, я приеду.

— Влада Егорова? – уточнил Стас, начихав на все, что она сказала кроме этого.

Пауза – и изумленное:

— Эммм... Да. Вы знакомы?

— В какой больнице она лежит?

— Стас, что за на фиг творится? – фыркнула она.

— В какой больнице лежит твоя приятельница Влада Егрова.

Если эта гламурная «пустышка» и на этот раз не ответит, он найдет ее и узнает треклятое название даже если придется трясти ее, словно грушу. Не пришлось: ошарашенная Аня выдала название и с психами бросила трубку.

Треклятая клиника находилась на другом конце города от дома Влады. Расчет Артема был верным – там бы Стас искал в последнюю очередь, начиная с тех, что поближе.

Красные огни светофоров раздражали. Нетипично теплый декабрь заливал дождем лобовое стекло, размазывая в нем свет фонарей и неон разноцветных вывесок. В голове колотилась сотня вопросов, а сердце медленно застывало до состояния куска гранита. Нужна холодная голова, потому что иначе через Артема будет не пройти. Разве что выбить из него дурь, если уж совсем заупрямится, но Стасу хотелось верить, что до этого не дойдет. Не из-за Егорова – на него как раз было плевать с большой колокольни. Из-за девчонки с любопытными глазами и косичками, которая опасливо пряталась за спину своей матери. Незачем пугать ребенка разукрашенной синяками физиономией ее... нового папы.

Он заметил Артема на крыльце еще до того, как припарковал машину у входа. А Артем увидел его: сделал глубокую затяжку и нервно бросил окурок в урну.

Стас вышел как был: в одной рубашке, которая порядочно промокла даже за те несколько секунд, что он добирался до крыльца.

— Я знал, что ты все-таки приедешь, - сипло, выдохнув терпкий табачный дым, сказал Артем. Зачем-то долго рассматривал его «Галендваген», а потом вдруг выдал: Новая тачка, новые шмотки – и все та же херня в голове. Ничего не меняется.

— Тебя забыл спросить, что и как мне менять, - стараясь держать себя в руках, ответил Стас. Хоть желание выколотить из него ответ на вопрос «Какого хера ты влез?» расползалось по крови тысячной армией микроскопических насекомых, которые вызывали противное жжение под кожей. – В какой палате Влада? Я забираю ее.

— Совсем отупел? Не с первого раза понял, что я тебе сказал?

— Запихни свои угрозы в жопу, Егоров. Хочешь остановить меня – валяй, пробуй. Но предупреждаю: я не кукла для битья и не херов эмо, и сломаю тебе руку до того, как ты до меня дотронешься. Сделай мне одолжение – проверь.

И вдруг понял, что до боли в кулаках желает этого, ищет причину спустить пар. Потому что синусоида и так поднялась предельно высоко и за весь день ни разу не опустилась обратно. Очень, блядь, хреновый сигнал. Нервы растянулись и превратились в жилы приговоренного на дыбе: казалось, еще немного – и начнут с визгом рваться, яростно щелкая по внутренностям.

— Хорошо, Онегин, я пущу тебя к ней, - неожиданно отступил Артем. Дружелюбнее, впрочем, не стал. – Но для начала расскажу тебе одну историю.

— Ты вообще умом тронулся?

— Нет. Но вот тебе мое условие: если, когда я закончу, ты захочешь пойти к Владе – я не буду вмешиваться.

Неприятное предчувствие прикоснулось к вспученной боли острым лезвием опасной бритвы. На миг даже мелькнула мысль все-таки вломить Егорову от всей души, переступить через него и забрать Неваляшку туда, где уже ее чертово семейство не сможет вмешиваться. Но было во взгляде Артема что-то такое, что заставило погасить иррациональную попытку заявить свои права на то, что, возможно, не желало ему принадлежать.

— Слушай внимательно, Стас, потому что я это дерьмо не смогу повторить во второй раз, глядя тебя в глаза и без пистолета.

— Я жду, - жестко поторопил Стас.

— Жила была девочка, старшекласница, - начал Артем, и зачем-то нервно сунул ладони в карманы куртки. – И вот однажды, летним вечером, шла она домой. Несла старшему брату лекарства от аллергии. Она почти дошла до дома, но трое тварей на черном «мерине» без номеров, подрезали ее и затолкали в машину. А чтобы не кричала, вырубили ударом по голове. Привезли в какой-то заброшенный наркопритон, привязали к батарее... - Артем набрал в легкие побольше воздуха, - ... и избивали ее три дня подряд. Аккуратно, чтобы не сдохла, ведь хозяин не давал таких указаний. Они побрили ей голову. Напоили водкой. И, Онегин, ты, блядь, точно не захочешь знать, что еще они с ней делали.

Стас медленно закрыл глаза.

Хотелось закричать: «Заткнись!» Хотелось закрыть уши. Хотелось схватить Артема за затылок и что есть силы впечатать голову в стену, посмотреть, как его лицо превратиться в кровавый отпечаток.

— Они выбросили ее около дома, посреди ночи, прямо в лужу. И оставили послание, черным маркером на спине: «Больше не играй со мной. В следующий раз пришлю ее по частям». Знакомо, да, Стас? – дрожа от злости, спросил Артем, явно без желания услышать ответ. – Но, погоди, это еще не все. Как тебе такое: вернуться домой – и увидеть ее сидящей на подоконнике распахнутого окна? С переброшенными ногами. Знаешь, какой взгляд у нее был, когда она плакала и просила ее подтолкнуть, потому что она слабачка и боится сама?! Полчаса просить ее не делать глупостей, и слышать только одно: «Я не хочу жить»?!

Слова Артема убивали. Он буквально расстрелял его в упор из двустволки, изрешетил правдой, и Стас «видел», как кровь сочится из сотен микроскопических отверстий в его теле. Капля за каплей, вытекла вся жизнь. Все тепло, которого, как оказалось, было не так уж мало.